Алексей Рафиев
Письмо Глебу Олисову на тот свет*
Вы уходите молча – как будто бы понарошку.
Раздается звонок, и становится ясно, что – НЕТ…
Я дышу на стекло, прислонившись вплотную к окошку – чтоб потом выводить на холодном стекле силуэт,
и угадывать в нем очертания доброго друга.
Год от году… да что там – пожалуй, что день ото дня вас становится меньше. Мне кажется, эта непруха нахлобучила многих. Уж точно – не только меня.
Вы уходите тихо – оставив Земле перегрузки –
пусть вращается — на то ведь она и Земля.
Без руки и без слова, спокойно и слишком по-русски.
Забывая нас здесь, округляя себя до нуля.
kkkkkkkk
Сейчас всё стало каким-то несколько размытым что ли… Быль и небылицы переплелись в клубок домыслов и пересудов. Память медленно, но бескомпромиссно вымарывает из прошлого всё, что неудобно нынешнему. С годами животное, плотское естество сгибает во мне дух — и каждый раз необходимы ещё большие усилия, чтоб срывать клейкую плёнку обывательского счастья: этой мертвечины, за которой мы — люди — столь умело прячемся от самих себя, от своей спящей совести. У меня дети, дом, дела, планы, друзья… Я невероятно занятой человек, который на общем фоне может казаться реально погружённым в динамику развития. Особенно — на общем фоне. Вот только что я развиваю? Да и от друзей осталось несколько человек, кто вопреки всему, сберёг в себе человечность, и несколько тех, кто давно её утратил, оставшись вопреки всему моими друзьями… И ещё те, которые друзья вообще. Они застыли навечно во мне, потому что их давно уже нет в этом жутком, всепожирающем плотском кошмаре нашего цивилизационного, прогрессирующего потреблядства. Они всегда молодые, полные сил, живущие идеей, которую сами же и генерят. Люди!
Долго я думал, что о тебе написать и как? И решил, что правильнее всего именно так — письмом. Какой смысл твердить дату твоей смерти и перечислять твои немногочисленные заслуги? Или какой прок от душещипательного подтекста любой попытки охватить неведомое? Твоя галактика выжила — и это главное! Я так чувствую…
Летом я ушёл в алкогольный штопор, и день на четвёртый вы явились ко мне все до единого. Шеренги знакомых лиц, хоры тут же вспомненных голосов, даже касания, запахи, перехваченные взгляды… Придя в себя, очнувшись от забытья, я только теперь, совсем недавно, несколько месяцев назад, на сороковом году жизни отчётливо, последовательно и внятно осознал, что живых вокруг меня куда меньше, чем мёртвых. Какая ещё страшная война могла так уничтожать мой народ? Если подобное и было, то свидетелей тому почти уж нет. Прогуливающиеся под ручку с Альцгеймером орденоносцы Великой Отечественной нынче сделались молчаливыми. Вот-вот, если так пойдёт дальше, то и от Великой Отечественной ничего не останется, а будет безликая Вторая мировая. Но будет и ещё кое-что. Моя память — шеренги моих преждевременно сгинувших, убитых врагом друзей, среди которых не счесть героев. Они сейчас, как и я, могли бы быть окружены детьми и делами, их матери, как и моя, могли бы нянчить внуков, но… История не терпит сослагательного наклонения.
Одним из таких героев был и остаёшься ты, мой друг Дис. Хорошо, что тебя сейчас здесь нет. Очень хорошо! На тебя точно не ляжет ответственность за то, во что мы превращаемся, кем становимся. Социум пропитан оживотниванием. Кругом насилие, кругом разруха, плесень, гниение, уже смрад. Общество лежащее у ног альфа-самцов и эмансипированных извращенок, чуть ли не поголовно одаренных патологическим автосадизмом. Наш с тобой народ превращён в униженное чмо. Патриотизмом теперь прикрываются. Не прячут даже за ним свой срам, а подчёркивают его. Мода сестра смерти — говаривал кто-то из модельеров.
Хорошо, что тебя сейчас здесь нет. Вселенная огромна. Даже на уровне материальной визуализации, думаю, ты там, где теплее, мягче, чище, свободнее. Лишь бы в свете и только б с любовью, аминь. Есть ведь где-то планета Черногория, населённая добрыми, прозревшими, устойчивыми в добре людьми. И нет там и даже быть не может каких-то сказочных злых соседей. Там даже сказки другие — только про добро. И не сказки это никакие. Всё дошло до того, что я не понимаю, как можно сейчас в России сберечь от растления и уничтожения детей. Не детей вообще, а своих детей. Девственность теперь может быть зазорной. Насилие обыденно. Алчность и жульничество повсеместны. Порочность неслыханна. Власть коррумпирована до осатанения. Про обыденное ворьё и говорить нечего — оно везде. Учёные решили, что долгий целибат вреден для здоровья космонавтов — и теперь будут порнуху в космос посылать, чтоб дрочилось повеселее в условиях невесомости. Это — местная реальность так называемая.
Ты не представляешь себя, до чего тут всё уже докатилось. Космические дрочеры, а не человечество. Полный привет всему, но, судя по иному, это ещё не предел. А посмотрел бы ты на оппозиционеров. Шут на шуте. Только вот всё это шутовство полностью уничтожает русский дух, который ты так любил и которым так дорожил. То, что выдаёт себя за русский дух — агрессивно и направлено куда-то в условно нижние пределы. Так называемые патриоты, в немалом числе и внушительном количестве, погрязли в кровных, генетических, порченых теориях и гнозисах. Русский дух теплится сейчас в единицах. Славяне, гордящиеся (справедливо!) своим славянством, не понимают будто, что им мало вновь обрести практически утраченное национальное самосознание. Славянам надо ещё и варягов позвать — ту самую Русь! Хороши же русские славяне без Руси. Не самозванцы ли? Они-то уж точно поймут, об чём я тебе только что написал.
Я верю, что ты сейчас в лучших мирах. Отчищенный от примесей национализм может дать колоссальные силы для постижения необъятности собственного естества, внутреннего мира, своей галактики, дома. Заглядываешь за полог электромагнитных колебаний. Обретаешь любовь к ближнему. Не становится дальних. Дух устремляется в распахивающиеся ему навстречу невиданные выси, откуда в человека, а через него и во всё человечество проливаются потоки ласкового тепла и детского утешения. Я вижу тебя в горней Черногории. Ты прорвался! Вот оно — Царство Небесное… Заходи — заждались… Привет всем передавай. В своё время свидимся. И осторожнее с вакуумом. Полегче с водородной подложкой. Помолись там за нас, короче говоря… Если я, конечно, правильно всё чувствую. Мамины молитвы — они вон какие, вон что могут. Понимаешь? А тут ещё и с духовником подфартило, мягко говоря. Да и не с ним одним. Ты реальный баловень судьбы. Аминь.
Вот ещё ролик тебе в догонку -
http://www.youtube.com/watch?v=XQGH9WZeeTc
И стишок ещё тоже раскопал по такому делу — давным-давно написанный уже стишок:
памяти Глеба Олисова
Тончайший процесс перехода из цвета в свет –
дерево, превращающееся в огонь,
не оставляет след в промежутках лет,
если смотреть из выключенных окон
на горизонта размытую полосу.
Видеть – это еще не значит, что быть.
Я заблудился в каменном тёмном лесу,
сдавленный эхом железобетонных плит.
Посторонись, нелепая череда
жалких столетий и сморщенных муляжей.
Не всё равно ли – подвал это или чердак?
День или ночь упоительных длинных ножей –
все в неизвестности! Молекулярный ряд
не разорвется под натиском пустоты.
Жизнь превращается в холостой снаряд,
и безразлично – я это или ты.
Поводом может казаться любой каприз.
Невозвращенцам прощения в мире нет.
…капает, капает из-под длинных ресниц
мутная жижа истлевших во мне планет.
Покойся, дорогой Глеб, с миром!
——-
*текст опубликован с небольшими поправками